сегодня казалось серым, будто она устала до глубины души, и мне было так жаль, что я втянула ее во все это. Тетя сжала мое плечо, а потом я пошла к ней в спальню и растянулась на кровати, гадая, как будет выглядеть процедура. Я знала, что будет больно, и представляла себе много крови. Я не хотела умирать, пытаясь избавиться от ребенка, которого я не хотела. Как Инес не хотела меня.

Я прекрасно понимала, что мы с ней забеременели почти в одном возрасте – Инес в пятнадцать, а я протянула только чуть-чуть дольше, со мной это случилось через год с небольшим. Тетя Мари всегда говорила, что яблочко от яблони недалеко падает. Может, Нини тоже надеялась, что Инес поступит в колледж? Может, у нее было большое будущее, которое я испортила? Я старалась не думать о том, что во мне росло, как о живом существе. Я решила представлять это себе как препятствие, мешавшее мне попасть в колледж. А я собиралась туда попасть несмотря ни на что.

Мы сели на трамвай, потом пересели на семнадцатый автобус и так добрались до Южной Филадельфии. Тетя Мари дернула шнурок, чтобы автобус остановился, и мы прошли три квартала до Таскер, потом свернули за угол на Герритт-стрит, крошечную улочку с односторонним движением и разбитым фонарем на углу. Нужный нам дом с черно-белым навесом и серебристой металлической дверью находился в центре квартала. Тетя Мари стукнула в дверь два раза, потом один такт пропустила и стукнула еще два раза. Дверь открыла девочка с косичками.

– Мы к Лиатрис.

Девочка впустила нас внутрь. В кресле дремал мужчина с седыми бакенбардами, храпя в такт радио. На журнальном столике перед ним стояла пустая бутылка виски «Инвер хаус». На дальнем конце гостиной слева была дверь, которая вела в подвал. Я пошла за тетей Мари по узкой лестнице, ступеньки которой скрипели и двигались у нас под ногами. В подвальном помещении стояла застеленная односпальная кровать, рядом высокий стол. Пахло сырой печенкой, засохшей кровью и мочой. Хрупкая женщина в тонком белом платье и тюрбане из шарфа поднялась на ноги и замахала на нас руками.

– Вам сюда нельзя, – высоким голосом воскликнула она.

– Нас Джуни прислала. Нам назначено, – объяснила тетя Мари.

– Джуни не слышала, наверное. Вчера на столе умерла белая девушка. Истекла кровью. Люди задают вопросы. Бизнес заморожен.

Я напряглась, на спине выступил холодный пот. Не хотелось рисковать жизнью, просто чтобы избавиться от этой штуки. В чем смысл? Я уже готова была сбежать, но тетя Мари схватила меня за плечо и подтолкнула вперед.

– У нее не такой большой срок. С ней наверняка все будет нормально.

Женщина по имени Лиатрис покачала головой.

– Ни ради кого не хочу в тюрьму.

– Я не выдам, и у меня наличные. Пожалуйста, – умоляюще сказала тетя Мари. – Я могу накинуть, – добавила она. Меня это обеспокоило – я знала, что после того, как накрылся бизнес со ставками, у нее проблемы с деньгами. Откуда возьмется дополнительная плата?

Лиатрис поглядела в потолок, будто всерьез обдумывая предложение, потом обвела меня взглядом.

– Нет, сейчас не могу. Пожалуйста, уходите. – Она сделала шаг вперед.

Тетя Мари расправила плечи и выпятила грудь, будто хотела устроить скандал, но потом заметила, что Лиатрис пододвинулась к столу. Под лежавшей там газетой виднелся ствол пистолета, направленный в нашу сторону. Тетя и сама не чуралась оружия, так что она опустила плечи и сделала, как велела хозяйка.

– Идем, детка, – сказала она и повела меня обратно наверх и через дом. – Что‐нибудь придумаем, – добавила тетя, когда мы вернулись на остановку.

Когда мы сели в автобус, я испытала облегчение, что не придется через это проходить, но одновременно я сходила с ума, не представляя, что делать дальше.

Глава 2

Бумага и часы

Элинор

Лицо у Элинор округлилось, а на подбородке красовались два сочных прыща. Она открыла пудреницу и нанесла на них пудру «Макс Фактор». Потом кисточкой растушевала пудру по щекам и лбу, пока кожа не стала выглядеть ровной и гладкой. По очереди вынимая из волос розовые бигуди, она придерживала кудри пальцами, не давая им раскручиваться. На спинке шкафа висела темно-синяя юбка в цветочек длиной до лодыжек. Элинор надеялась, что юбка на нее налезет. За последнюю неделю живот у нее начал выступать, и она не могла удержаться, чтобы не накрывать его ладонью, давая ребенку знать, что она здесь.

Сегодня Элинор и Уильям собирались отмечать первую годовщину свадьбы – за этот год с ними много всего произошло впервые. С помощью его родителей они купили свой первый дом – с тремя спальнями, в модном квартале Голд-Кост в Северо-западном Вашингтоне. Дом находился напротив парка Рок-Крик, в пятнадцати минутах пешком до дома, в котором Уильям вырос. Элинор была против – она считала, что Ледройт-Парк в пятнадцати минутах на машине к югу от Прайдов лучше им подходит, поскольку он ближе к университету. Но Прайды настаивали, чтобы они поселились поближе к ним, а Уильям был с ними согласен, так что ей пришлось с улыбкой уступить.

Молодожены пережили первую ссору, провели первый День благодарения в Элирии у ее родителей и триста шестьдесят пять ночей проспали, прильнув друг к другу в большой постели, хотя Роуз и рекомендовала им купить две односпальные. Они пятьдесят два раза читали воскресным утром газету «Вашингтонский афроамериканец», пока остывал кофе, после чего так энергично наслаждались близостью в постели, что потом требовалось вздремнуть.

Это был лучший год в жизни Элинор. Ей страшно нравилось просыпаться первой и следить, как движутся веки Уильяма, когда он спит, нравилось после секса чувствовать свой собственный запах в дыхании Уильяма, нравилось облизывать его пальцы. Элинор любила, когда за завтраком он под столом накрывал ее ступни своими ступнями в носках, любила ощущать тепло его рук, когда он обнимал ее при поцелуе, любила благодарную улыбку у него на лице каждый раз, когда она давала ему с собой домашний обед, и звук его шагов, когда он вечером спешил вернуться к ней. Брак ей очень нравился. Но сегодня они праздновали не то, как им замечательно живется в браке.

Все, что они заслужили за свой первый год супружеского счастья, – это очередной вечер за главным столом в большом нарядном зале на очередном обязательном к посещению мероприятии Роуз Прайд. Подводя и расчесывая ресницы, Элинор пыталась вспомнить, в пользу кого вообще мероприятие – АБХ, Буле или Линкс. Их приглашали